Александра Александровича Колпакова уже при жизни уверенно можно назвать легендой цыганской музыки, самым блистательным исполнителем (певцом и гитаристом) среди этого богатого музыкальными талантами народа. К сожалению, такого класса музыкантов, сохранивших живую связь с народным цыганским прошлым и вместе с тем постигших секреты самого виртуозного мастерства, мы сегодня больше не встречаем. Редкий самородок, он рассказывает нам о своих корнях, делится мыслями о цыганском искусстве и о своей музе – семиструнной гитаре.
– Где Вы родились, кто Ваши родители?
– Родился я в 1943 году в Бузулуке, это город Оренбургской области, а жили мы в Ульяновске, Сызрани, Саратове, Самаре – это все города Поволжья. Семья большая, у меня было шесть дядек… У всех были дети – размножались… Это у меня одна дочь, а так в цыганской семье обычно по пять-шесть детей. Мы – знатоки лошадей. Считается, цыгане – конокрады, это – у-ух! Но мои родственники – не то, они были именно знатоки лошадей. По-цыгански есть такое выражение: “отец лошадей”. Его любая лошадь слушается, подчиняется, просто берет за узду – и все.
– Жили ли Вы в кочевом таборе? Кочевали ли?
– Я застал это… В 1956 году, когда вышел указ об оседлости, мне было всего лет двенадцать-тринадцать. Этот табор мне настолько понравился – ой! Представьте себе: собираются вечером цыгане у костра, и начинается Искусство! Ребенок маленький, а уже знает, как танцевать! Начинают от детей – и заканчивают старики лет по семьдесят-восемьдесят. Тут же и музыка… Я сейчас вот увидел кусочек былой цыганской жизни: был на Западной Украине, в Ужгороде, там танцовщицы бог знает что делают! Потому что врожденный талант… Каждое движение – это легкость, красота… Художники! Для меня это всегда загадка… К чему это говорю? Вот тогда я в одиннадцать лет начал играть “Старушку” – как раз в таборной компании. Эта “Старушка” и сыграла роль в моей судьбе; сейчас ее уже нигде не поют…
– Когда вы в первый раз взяли в руки гитару?
– В 11 лет и через два месяца уже стал играть.
– И как шло ваше обучение?
– Скажу откровенно, очень сложно. У меня не было педагога, что услышал, то и схватил. Даже в ансамблях были такие моменты: хочется выяснить, как кто-то играет какой-то пассаж, а он гриф уводит в сторону, чтобы только не дать подсмотреть.
– Прятали?
– Прятали! Но это с одной стороны мы как бы обвиняем, а с другой стороны, я уже сейчас понял, это было правильно. Сынок, хочешь играть научиться на гитаре? А есть ли у тебя любовь к инструменту? Сразу все секреты показывать нельзя иначе это будет приниматься как должное.
– Трудом должно все доставаться?
– Трудом! Чтобы ты все это прочувствовал, чтобы ты полюбил! Именно так я и учился и уже потом стал понимать, что такое гитара! Ну, раньше, знаете, на улицах на гитаре играли, в компаниях, песенки разные… А серьезно стал подходить к музыке, когда попал в ансамбль Константина Волшанинова. Волшаниновы – это знаменитая цыганская династия. В 60-е годы блистал первый цыганский дуэт Николая и Рады Волшаниновых, замечательно играл на семиструнке и родной брат Николая – Геннадий Волшанинов, а Константин – двоюрный брат Геннадию и Николаю, вот только Николая весной прошлого года похоронили, а умер он в Америке. Так вот, где-то в 1973 году попал я в ансамбль к Константину, а у него в ансамбле было человек тридцать-тридцать пять – танцовщицы, музыканты – венгерские, молдавские цыгане, скрипачи, цымбалисты. Это была для меня настоящая школа, три года я с ними работал, объездили весь Советский Союз. Вообще цыганских ансамблей в послевоенное время было немного, но все они были известны и популярны и собирали полные залы – Николая Жемчужного, Асманова, Дальского, Василия Коржова, Владимира Сакыци.
– А Вы заканчивали какое-нибудь специальное учебное заведение? Знаете ли нотную грамоту или больше доверяете слуху, чутью?
– Я окончил Университет имени Крупской, еще в армии, заочно, в двадцать три года. Этюдики играл, дальше – больше… А когда попал в театр и там узнали, что ноты могу читать, то сразу оклад дали. Больше, чем Волшанинову Коле (в «Ромэне» он был как и я – и актером, и гитаристом и вокалистом): мне 75 рублей платили, а ему 60… Но когда стал работать на сцене, то тогда понял, что ничего не знаю! Ну, Этюд или Прелюдию Сазонова для себя выучу – не больше. А приходили музыканты, такие, как Юрий Чучин, он вместе с Ореховым учился в Гнесинском училище, только Орехов не закончил, а Юра получил диплом, после Гнесинки он попал в «Ромэн». Это было где-то в 1965-66 годах, очень помог мне, когда я пришёл в театр, войти в репертуар, был талантлив не только музыкально, но и замечательно писал портреты, рисовал – у меня дома его картины – портреты моих родителей. Вспоминаю его часто, как человека, подарившего театру жизнь свою и познавшего цыганское искусство! До этого он играл цыганский репертуар по нотам, но так, что любая актриса плакала, услышав его. А потом уже практикой еще большего достиг через несколько лет… И когда другие исполнители приходили – он уже определял – “нет, ты не по-цыгански играешь”! Ведь только практикой можно познать культуру любой нации.
– Вы наверняка знали Ром-Лебедева, Шишкова и других выдающихся семиструнников. Вам многому удалось у них научиться или же какие-то приемы игры они унесли с собой навсегда?
– Ваву Полякова помните? Валерьян Егорович Поляков (1907-1967) – знаменитый гитарист, в юности играл даже для Есенина. Отец гитариста, Егор Алексеевич Поляков, был знаменитым руководителем цыганского хора, существовавшего с 1890-х до 1930-х годов, приобщил сына к лучшим традициям «цыганской» – «соколовской» гитары. У Валерьяна Егоровича, как вспоминал Ром-Лебедев, была поразительная артистическая черта: доведя исполнение какой-либо пьесы до высшего совершенства, он вообще переставал ее исполнять и брался за другую. Это имело, понятно, тяжкие последствия: сохранилось всего несколько грамзаписей В.Е.Полякова. В театре “Ромэн” были грамотные музыканты, как Ром-Лебедев, как Мелешко, как Евгений Русанов, Морозов (это уже их ученик). Но Вава Поляков – это наша цыганская культура; его называли у нас, гитаристов, “цыганский бог”! Все гитаристы разные, были исполнители гораздо техничнее его, но у него было волшебство! У него именно культура была в игре; грамотный музыкант… В «Ромэне» они играли вчетвером– Вава Поляков, Мелешко, Евгений Русанов и Ром-Лебедев. Поляков и Ром-Лебедев играли на квартгитарах, а Мелешко и Русанов на больших. Все они были как бы аранжировщики, каждый свою партию вел. Причем если один вел соло на басах, то другой на дискантах. Сыгранность потрясающая! Это было действительно красиво. Я в то время только начинал играть.
– Кого бы Вы назвали самым большим мастером игры на семиструнной гитаре?
– Владимира Лиманского, это родной дядя моей супруги Ларисы Колпаковой. Мы вместе с Лорой отработали в «Ромэне» не один год. Лора замечательная танцовщица. На гастролях у нас родилась дочка Людмила, которая тоже стала танцовщицей, работала в «Ромэне». Владимира Лиманского все цыгане знали под именем Авая. Именно Авай был превыше всех в игре, мог бесконечно фантазировать, украшать по- разному мелодию гармониями.
– Есть ли его записи?
– К сожалению, нет. А такие люди не должны пропадать! Если человек познал характер своей нации… Вот, скажем, например, русский романс; цыган хорошо его споет и хорошо сыграет. Но это не его. И нельзя его обвинять, поскольку он свое дело хорошо знает, а это русская культура. Но те гитаристы, которых я упомянул, понимали, что такое романс, а что такое цыганская песня. Культура заключается в чистоте и порядке национального стиля. Нельзя делать то, что нельзя: если по-цыгански нужно петь со всякими красивостями, то романс, в общем-то, строго… Мне повезло, что я соприкоснулся с этими гитаристами, и понял тогда, что еще ничего не знаю. Только когда ощутишь все это, поймешь, что такое аккомпанемент, что такое соло, что такое манера игры – ведь можно играть не понимая – тогда человек может выражать себя в полной мере.
– Какое наиболее старинное произведение в вашем репертуаре?
– Это песня “Бродяга”, классика. Но не та, что в фильме 1935 г. «Последний табор» поет Ляля Черная (род. 1909 г.), знаменитая цыганская актриса и танцовщица, работавшая с первых дней в театре «Ромэн» – “Расскажи, расскажи, бродяга” – а другая, народная. Более мудрая, цыганская, “с корнями”. Потом “Мэ дарава” идет, в переводе «Я боюсь» про тяжелую цыганскую долю, многие ее пели, особенно хорошо Николай и Рада Волшаниновы. Это настоящая таборная народная песня.
– А сколько существует вариантов цыганской “Венгерки”?
– Ой! Вот скажите, сколько в джазе может быть вариантов одной мелодии? Бесконечное количество. Каждый играет по-своему. То же самое с “Венгеркой”. Есть тема: три-четыре, пять аккордов максимум, но потом идет импровизация. Гитаристы импровизируют каждый раз что-то другое. Я, например, не могу одинаково играть все время. Все по настроению…
– А “Венгерка” Сергея Орехова – она “цыганская”?
– Сергей Орехов – это большой русский музыкант, я его ценю очень. Кое-что у него взял; он богат импровизацией своей, техникой – как солист. Он солист ведь, в основном. Цыганское начало было, и очень интересное, но потом технические эти обороты его… цыганское пропало немножко, говоря откровенно. Орехов так и не сделал “Венгерку” такой, какой она должна была бы быть…
– Чем отличаются русские цыгане от цыган, например, европейских или азиатских?
– Цыгане живут по всему миру; в Японии только их нет. И конечно, различия есть! Когда мне довелось быть на Всемирном цыганском фестивале в 2000 году, то увидел, что все мы разные, все по-своему интересные. Венгерские цыгане – своя музыка, я ее так и не понял до конца, у них, как и у нас, есть свои секреты. Румынские цыгане – у них свой почерк, свой характер. Испанские цыгане – эти играют фламенко, очень талантливо! Вообще там, где цыгане живут, там у них и появляется самобытная культура. Мы прошли из Индии по всем странам; где были католики – мы стали католиками, где православные – православными, есть еще, например, крымские цыгане – те мусульмане. И все это помогало нам определиться со своим собственным почерком. Мы все – цыгане мира, но культуры у нас разные.
В России цыгане уже 400 лет; сэрвы сюда через Украину пришли, но в основном на Украине и остались, а мы шли через Западную Украину, с Карпат – на Волгу. Таким образом, гармонии в Румынии чисто румынские, в Венгрии – венгерские. А у нас гармония все-таки российская: на основе именно этой культуры получились цыганские произведения. Мы выбирали самое лучшее – и делали свои интерпретации. Русскую песню можно спеть совсем иначе, и получается ой, как здорово! – ведь мы в нее свою душу вкладываем.
– Вернемся к табору. Что такое таборный строй семиструнной гитары? В чем особенности цыганской манеры игры на гитаре?
– Это минорный строй. Обычный семиструнный строй – соль-мажорный. А в таборном опускается вторая струна и пятая на полтона вниз, получается соль-минорный строй: 1-я струна ре – 2-ая си бемоль – 3-я соль – 4-ая ре – 5-я си бемоль-6-я соль – 7-я ре. Есть еще строй, когда пятая струна настраивается на полтона выше – в до. На таком строе играют Сергей Никитин и Петр Тодоровский. И, разумеется, таборная игра! Я ее с детства помню. Удивительные люди: как поют, танцуют – это что-то невозможное! Как ярко таланты выражаются! К примеру, когда я услышал, как исполняют “Старушку”, долго думал: что меня так волнует? Что-то необычное! А оказывается, там нет такой уж большой трудности, надо только уметь понять характер, все дело только в характере. Если характера не будет в игре – ничего не получится.
– А сегодня встречаются среди цыган гитаристы-самородки?
– Встречаются, среди молодежи. Особенно в селениях, в районах. В городах столичных это стирается все. А там еще хранится. Я когда слышал таких таборных цыган, то плакать начинаю; сам цыган – а плачу!
– Вы замечательно танцуете, поете, играете на гитаре. Так все же кто вы больше – гитарист, певец?..
– Я музыкант.
– То есть и гитарист, и певец?
– Да, это сочетается. Лучше использовать слово “исполнитель”. Певец – это вопрос очень высокий, он должен обладать большим диапазоном… А исполнитель может не иметь большого голоса. Я имею право сказать, что я – характерный исполнитель.
– Как же складывалась ваша судьба после табора? Расскажите о работе в цыганском театре “Ромэн”. Справка: «Ромэн» – единственный в мире цыганский театр. Сличенко Николай Алексеевич (род. 1934) с 1951 г. в «Ромэне», с 1977 г. – художественный руководитель театра (30 лет руководит театром), Народный артист СССР (1981). Одной из причин создания театра в 1931 году было как раз желание знаменитых певцов, музыкантов что-то противопоставить расцветшей тогда «цыганщины». Они хотели донести до зрителя настоящее, корневое цыганское искусство, не искаженное эстрадной пошлостью, а с другой стороны быть на высоте времени. Недаром возглавить театр пригласили известного мхатовского актера Михаила Яншина.
– После табора, в 1956 году, был указ правительства на запрет кочевой жизни. Мы – не таборные цыгане – не городские, но все равно попали под этот удар. Как я уже говорил, мой отец коммерсант был своего рода, знал толк в лошадях. Но его отец – мой дед – имел остров, на котором у него был собственный управляющий, двенадцать человек прислуги, они ухаживали за табуном лошадей в сто пятьдесят голов.
– Сколько?!
– Сто пятьдесят, да.
– Позвольте, Вы говорили как-то, что в нем даже русская дворянская кровь текла?
– Да. В его отце была половина, а его дед был Колпаков, это был товарищ губернатора.
– Вот оно что! То есть, Вы и цыган, и русский дворянин, с другой стороны, так получается?
– Так. Но имение нам не досталось. А кровь цыганская – перебила… Получилось, что я и музыку цыганскую полюбил… В общем, когда прошло детство, мы вернулись на родину, где жили раньше на Поволжье (Самара, Саратов, Казань, Ульяновск). Я узнал, что такое производство, завод, начались трудности, испытания жизни, заболел отец… А в душе я чувствовал, что должен играть! Я был слесарем, такелажником, потом в армию ушел, где создал свою группу. При этом нот не знал совсем! Держал это втайне, только одному человеку сказал. В оркестре было двенадцать человек, я занимался с ними по четырнадцать часов в сутки – профессионалы постольку не занимаются! Взял с ними первое место, ездил даже в Хабаровск на смотр. После армии решил работать в театре. И вот театр “Ромэн”, 1967 год. Поработал там год, что-то маловато показалось – хотелось узнать больше музыкантов. В то время Мелешко был уже старый, Поляков умер… А мне хотелось познать тайну цыганской музыки, ее культуру. И я поехал в Брянск. Там проработал три или четыре года, не помню сейчас, потом мне захотелось узнать других музыкантов, и я уехал к Волшанинову, в другой коллектив, оттуда к Жемчужному Николаю Михайловичу… В итоге, сделав круг, возвратился в “Ромэн” через десять лет уже опытным музыкантом. Взял все в свои руки, стал дирижером, музыкальным руководителем, и вся моя дальнейшая жизнь связана с театром “Ромэн”. Тридцать лет.
– Какова география ваших выступлений в России и за рубежом? Где вы побывали?
– Удалось повидать мир благодаря театру. Для полного понятия искусства театр мне много дал. Я познал сценическое движение, играл характерные роли. Именно в театре меня заметили, из Индии в 1978 году приехало цыганское представительство. Тогда я узнал, что попал в энциклопедию искусств. Уже потом были гастроли в Америке, Югославии, Израиле, Италии – вот такая жизнь пошла по странам. Потом пригласили во Францию. А когда я создал трио «Колпаков трио» (см. ниже в биографии подробно о «Колпаков трио»), то нас стали приглашать уже именно как представителей “русских цыган”. И вот с 90-х годов я часто езжу за рубеж. В последний раз гастролировал в Англии. В общем, успешно.
– Россию тоже, наверное, всю объездили?
– Ой! По нескольку раз! А в ансамбле что творилось! Все время гастроли, гастроли, гастроли… Настоящая кочевая жизнь.
– То есть получился идеал таборной жизни?
– Да.
– А какие гастроли наиболее запомнились вам?
– После Югославии я поехал в Японию. Японцы вообще не знают, что такое цыгане. Они знают Россию, а музыка России и русских цыган это далеко не одно и то же. Мне было очень тяжело, я бы сейчас так не смог. Представьте, шестьдесят пять человек; и я один ведущий гитарист, и дирижер, и аккомпаниатор, и импровизатор… По два с половиной часа на сцене – я думал, что в сумасшедший дом попаду. Лишь мысль, что мы должны показать им нашу цыганскую музыкальную культуру, поддерживала.
– Вы как никто умеете аккомпанировать Сличенко. Есть какие-то особенности? Не каждый ведь гитарист это может, он ведь сам все время импровизирует.
– Да, ему лучшие музыканты не могли аккомпанировать. А почему? Я секрет его разгадал, поначалу тоже мучился, у меня даже сосуд лопнул, когда первый концерт был. Сличенко “уходит”, гитарист пытается его “поймать”, и только хуже получается. Я когда разгадал его загадку – то понял: как бы он ни “гулял”, а будет “отход”, он обязательно “вернется”. Но ему очень трудно аккомпанировать.
– Чем отличается российская публика от зарубежной?
– Вы задали очень “сильный” вопрос, но придется сказать правду. Казалось бы, мы “там” не жили, нашу музыку они не знают, как в России, и всегда есть внутренний страх: а вдруг они не поймут, что мы играем. Но все гастроли проходят с колоссальным успехом – в России даже я того не вижу, что творится там! Значит, есть один музыкальный язык для всех людей, будь то американцы, австралийцы или еще кто-то… Оказывается, душа человека – она вообще-то одна. Если искусство идет изнутри и ты исполняешь искренне, слушатели это чувствуют. А в России – они все это уже знают, избалованы, и поэтому отношение какое-то нейтральное. К тому же наши рестораны настолько переполнены – не знаешь, в какой ресторан идти работать. А псевдоцыгане? Эти вообще работают “под цыган”, когда поют и цыганские слова коверкают. Должен быть критик, чтобы за этим следить, а пока его нет – страдает искусство.
– Приходилось ли работать в ресторанах, что можно сказать об этом жанре?
– Приходилось, но я не выдерживаю. Именно в России; “там” я выдерживаю. Во Франции я играл – там вилку никто не уронит. Также и в других странах: очень культурно.
– Сотрудничаете ли вы с известным собирателем цыганской песни и романса Анатолием Титовым? У него ведь колоссальная коллекция.
– По моим последним сведениям, больше двух тысяч песен. Мы знаем друг друга сорок лет. Он пришел в театр чуть позже меня…
– Вы не только исполнитель чужих композиций, но и автор своих собственных…
– Да. Это опять же благодаря театру. Я никогда не верил, что смогу сочинять – это так сложно, нужно образование! Но оказывается, по-другому все! Как-то у меня были какие-то душевные переживания, захожу в ресторан, говорю, налейте мне сто пятьдесят – и картошечки с селедочкой. Хотелось снять с себя стресс. И пока мне несли заказ, я вдруг слышу два голоса мужских – это моя первая песня была “Вано-Гулевано” – самая такая песня, как народ поет. Удалась она мне. Но как удалась?! Я когда услышал эти голоса, одновременно текст и мелодию, и гармонию услышал. Сразу кинул деньги, не притронулся ни к еде какой и бежать. Прибегаю. Сольфеджио я не знаю, так бы взял ручку писать, нужно инструмент взять. Я взял гитару, в пять часов вечера начал, в пять часов утра закончил. Вот так получилась моя первая песня. Она записана на диск, пошла в народ, ее запели люди. И потом пошли другие песни: у меня нет двух похожих. Старинные цыганские, современные, романсы… И разные гармонии. Но специально этим не занимаюсь: пришло в голову – записал.
– Необычный вопрос: а что есть “цыганское счастье”?
– Цыганское счастье – когда в твоей душе сомнений нет в отношении жизни. Все бывает в жизни, но сомнений нет. Ты живешь – и не жалеешь о том, что живешь. Ты увидел людей, ты увидел эту жизнь, ты увидел, что тебе хотелось – это самое главное.
– Вы – семиструнный гитарист, один из последних, к сожалению. Приходилось ли играть на шестиструнке?
– Я уважаю шестиструнную гитару. Мне нравится она в джазе, мне нравится она в испанском фламенко, вообще это интересный инструмент. Но никогда в русской песне, в цыганской, в русско-цыганской, поверьте мне, не заменит она семиструнную. У нее есть свои особенности. Это, конечно же, строй. Но есть и много другого. На шестиструнке многие аккорды исполняются при помощи баррэ, здесь – много открытых струн. Каждому свое. Я не люблю, когда в гитаре звучит балалайка. Должны руки звучать, гитара должна петь. Знать надо свое направление в искусстве, свою культуру. Я жалею, что Россия теряет назначение семиструнной гитары. Осталось лишь несколько продолжателей этого дела, вот ты например…
– Есть ли у Вас сегодня наследники?
– Есть племянник Вадим, он сейчас работает в Америке, чудесно играет. Я дал ему школу с пятнадцати лет. Ноты он, правда, плохо знает, но гриф хорошо понимает. Цыганское я ему дал – все что можно.
– Как вы относитесь к идее проведения фестиваля-конкурса исполнителей-семиструнников?
– Идея великолепная, захватывающая. Ты, Володя, нашел свой путь. И мне приятно, что ты возрождаешь это дело.
Беседовали Член Союза писателей, Союза журналистов России, ассоциации искусствоведов Александр Севастьянов и исследователь-исполнитель семиструнной гитары Владимир Маркушевич.
